Это интервью могло бы быть об ускорителях и изучении элементарных частиц, потому что его герой Дмитрий Шварц* работает на одном из семи действующих в мире коллайдеров — ВЭПП-2000, расположенном в новосибирском Институте ядерной физики. Но сегодня все наоборот, и разговор пойдет о спелеологии. Потому что, помимо уникальных электрофизических установок, у Дмитрия есть еще одна страсть — пещеры. В свободное от коллайдеров время он уходит под землю, чтобы открыть что-то новое и полностью перезагрузиться.
Дмитрий Шварц / ©Фото автора
[NS]: С чего вообще все началось?
[ДШ]: Спелеология зародилась в Европе в конце XIX века, а в Советском Союзе — в 30-е-50-е годы:. Поскольку геологические карты к этому моменту уже существовали: по наличию, например, известняков можно было определить перспективный район.
Но в реальности самостоятельно найти поверхностный вход не так просто, если он расположен на сложном рельефе, например в тайге. В таких случаях спелеологи прибегают к помощи местных жителей: охотники и пастухи обычно знают все провалы.
Сложность подземной фотосъемки приводит к тому, что в кадре чаще всего оказываются просторные залы, такие как этот самый большой на Алтае грот Сказочный подарок в пещере Туткушской. Но чтобы попасть к нему, придется спускаться по колодцам, шагать над пропастью и ползти в узкой глиняной щели по руслу ручья / ©Предоставлено Дмитрием Шварцем
Спелеология в ее современном виде на 98 процентов гражданская наука, то есть продвигается за счет энтузиастов. Это удивительный случай, когда никаких институтов, которые централизуют или формализуют процесс, практически нет! Конечно, существуют группы и отдельные ученые-карстоведы, но они занимаются деталями: генезисом пещер, исследуют процесс растворения, изучают, какие бывают нестандартные пути образования. А реальную карту пещер составляют «обычные» люди для собственного удовольствия — раскапывают вход, находят в пещерах лабиринты, обнаруживают новые пещеры. Получается, главная мотивация всегда — желание открыть что-то новое в спелеоархеологии, биологии, геологии и так далее.
[NS]: А как используют информацию о пещерах?
[ДШ]: В сильно закарстованных районах иногда неочевидно, откуда и куда течет вода, и были случаи, когда спелеологи сообщали местным, например, о том, что не стоит пить из родника, который протекает мимо скотомогильника. Или при исследовании местности обнаруживалось, что не стоит строить тоннель в каком-то месте, потому что можно вскрыть реку. И наоборот, открыв и исследовав подземную реку, удавалось использовать ее для строительства мини-ГЭС.
Кто живет в пещерах
Пещера в силу своей замкнутости и в некоторых случаях изолированности — всегда чей-то дом или временное укрытие. Для обитателей пещер даже придумали отдельное название — спелеофауна. К ее представителям относятся большое количество живых организмов, в первую очередь пробионты (протоклетки), а также троглофилы, которые живут в привходовых частях пещер, и самые известные троглофилы — летучие мыши.
[NS]: Существует ли опасность для спелеолога, связанная с обитателями пещер?
[ДШ]: Если в пещере удобный горизонтальный вход, но при этом не очень широкий, чтобы не промораживало, там могут зимовать медведи. Удивительно, кстати, что они пролезают в очень узкие входы, через которые даже человек проникает с некоторым усилием. Пробираешься сквозь такой проход, попадаешь в небольшой грот, а там лежки медведей, и вообще говоря, это небезопасно, потому что встретиться с медведем в замкнутом пространстве чревато серьезными последствиями. Бежать ему некуда, и ясно, что он будет нападать, и такие случаи бывали.
[NS]: Я читала, что девушка в лесу встретила медведя, включила на телефоне Metallica, и он убежал.
[ДШ]: Никакой дикий зверь не хочет встречаться с человеком, и в 95 процентах случаев он убегает, но если тебе сильно не повезло и ты, например, отрезал медвежат от медведицы, это плохая ситуация. Многие ходят с фальшфаерами и ружьями, пытаются себя успокоить, что это им поможет, но я ничего не ношу. Мне кажется, если ты не тренировался, рефлексы не отточены, скорее всего, ничего сделать не успеешь.
[NS]: А важна физическая подготовка для походов в пещеры? Я вот не уверена, что смогла бы.
[ДШ]: Ты по лесу ходить можешь?
[NS]: Могу.
[ДШ]: Тогда и по пещере сможешь. Нужно иметь, конечно, какую-то подготовку, но не очень серьезную, по крайней мере, чтобы начать. Бывают такие пещеры, где это важно, но в целом ничего выдающегося не требуется.
Опаснее медведей
Летом во многих «активных» пещерах бегут ручьи: вода продолжает творить пещеры, растворяя породы, в данном случае мраморизованные известняки кембрия. Пещера Технологическая, Алтай, плато Метлево / ©Предоставлено Дмитрием Шварцем
Наименее очевидной, но не менее серьезной опасностью в пещере, по сравнению с медведями, считается вода, точнее паводок. Поэтому в некоторые пещеры желательно ходить зимой.
[ДШ]: Существуют пещеры с активной водоносной системой, например такие, которые поглощают поверхностный водоток и транспортируют его где-то под землей. Соответственно, если у такой пещеры большой водосбор, и еще весна, то внутри могут образоваться очень мощные потоки воды. До некоторых пещер весной просто невозможно добраться в паводок, и это опасно. Летом во время грозы тоже существует вероятность паводка.
В пещерах Кавказа, например, очень большие массивы известняка, и много водопоглощающих трещин, а еще там очень много осадков. Субтропические ливни — это совсем не то, что у нас в Сибири. Вот начался ливень, и вода сразу, как в дуршлаг, проваливается под землю. Гидросистема внутри пещеры устроена как дерево: вода со всех каналов собирается в коллектор, и если ты находишься в этом коллекторе во время грозы, в какой-то момент со всех этих каналов разом приходит вода, это называется ударный паводок. Когда люди занимаются исследованиями в таких пещерах, они тянут связь, дежурят на поверхности, сообщают погоду, чтобы вовремя уйти. Некий лаг образуется за счет того, что вода приходит не мгновенно, обычно есть пара часов. Но я в таких экспедициях не участвовал.
Как влиться в тусовку
Крупная замкнутая карстовая котловина, с несколькими воронками внутри — пример особых ландшафтов в районах, где идут процессы карстования слагающих пород, в данном случае очень древних известняков протерозоя. Алтай, Сугаринский хребет, бассейн реки Кадрин / ©Предоставлено Дмитрием Шварцем
[NS]: А сколько вообще спелеологов в России? Со стороны кажется, что это закрытый клуб «не для всех».
[ДШ]: Российский союз спелеологов насчитывает около 500 человек. На самом деле их куда больше, несколько тысяч, но сильно меньше, чем альпинистов. При этом спелеология намного безопаснее, чем горный туризм. В пещерах все статично, и мне это нравится.
[NS]: Ты же нарушаешь систему: камень задел, и все.
[ДШ]: Если нарушаешь систему, то в принципе да, можешь на себя уронить что угодно. Но сама по себе пещера статична. Если ты ничего не трогаешь, то через 50 лет вернешься, и все камни будут лежать на том же месте. Пещеры живут своей жизнью, случаются землетрясения и обвалы, может разрушаться свод. На каких-то камнях видны сколы, но трудно понять, то ли эти сколы образовались 30 минут назад, то ли 400 лет.
[NS]: А как же возможности датировки?
[ДШ]: Методы датировки существуют, но они непростые. В случае сталактитов радиоуглеродные методы не работают. Все пещерные образования сделаны из кальцита, в нем содержится углерод, и его можно датировать, только толку от этого нет, потому что он все равно древний. Откуда он там берется? Вначале вода растворяет известняк, а известняк — исходно осадочная порода органического происхождения. Он состоит из останков древних одноклеточных организмов. В Сибири известняки очень старые, часто их возраст насчитывает 500 миллионов лет. Тогда еще не было многоклеточной жизни, а у одноклеточных была оболочка типа панциря. Эти мелкие организмы жили и умирали в море, и образовывали эти самые осадочные отложения, которые превратились в известняк.
[NS]: Когда ты заинтересовался спелеологией?
[ДШ]: Мой папа был одним из зачинателей спелеосекции в Новосибирском академгородке, которая потом превратилась в спелеоклуб «Каскад». А в 70-х годах он активно занимался спелеологией, ездил со своей командой на Кавказ, а позже брал меня с собой. Не то чтобы меня сильно спрашивали, хочу я или нет, но я всегда получал удовольствие. У нас в семье было принято ходить в походы, в горы, плавать на байдарке.
А потом мой старший брат записался в спелеоклуб «Каскад», но вскоре, в 1995 году от него отделилась группа ребят, которые стали называться «Новосибирские диггеры». В 1996 году я стал ходить с ними в пещеры, и пока еще не прекратил.
[NS]: Если человек хочет стать спелеологом, что ему делать, куда идти?
[ДШ]: Нормальная спелеологическая жизнь устроена так. Человек в студенчестве приходит в местный спелеоклуб, у него начинаются регулярные тренировки, его обучают, водят в несложные походы, он постепенно набирается опыта. Потом большинство людей отсеивается, потому что завели семью, работу, кто-то ушел в армию, кто-то уехал, кто-то стал респектабельным клерком. Но есть люди упорные, которые сами продолжают этим заниматься и вовлекают других. Это нормальный вариант, но не наш. У нас есть небольшая команда, и мы слегка в шутку, слегка нет, решили так. Человек имеет право называться диггером, если он три раза сходил в диггерский поход, а диггерский поход — это поход, организованный диггерами, в котором участвуют минимум два диггера.
И, честно говоря, у нас даже не клуб, а мы просто собираемся вместе, чтобы приятно провести время. У нас есть цель — поискать новые пещеры в перспективных районах. Но это должно быть в удовольствие, потому что люди в отпуске, и они должны отдыхать. Поэтому набирать новых людей всегда тяжело. У нас нет специальных барьеров, так получается само собой.
Минеральные образования в пещерах иногда неожиданные и очень хрупкие. Пышное «лунное молоко» в пещере Белой, Теректинский хребет, Алтай / ©Предоставлено Дмитрием Шварцем
[NS]: Значит, надо еще постараться, чтобы проникнуть к вам.
[ДШ]: Но это — только к нам. Новосибирск совершенно унылый в смысле спелеологии город. Глуше города бывают, но не так много. А в соседнем Красноярске этих клубов штук пять, и они очень активны. Там есть довольно серьезные пещеры, до которых можно доехать на обычном городском автобусе. Например, пещера Торгашинская на окраине Красноярска, ее глубина — 170 метров, по нынешним временам это смешно, но когда-то это была глубочайшая пещера Советского Союза. Сейчас самая большая пещера, как ты думаешь, какой глубины?
[NS]: Не знаю, 500 метров?
[ДШ]: Два километра 200 метров. Это пещера Веревкина.
[NS]: Она идет вниз? Так, может, это все-таки ущелье?
[ДШ]: Нет, это не ущелье. Есть еще в определении пещеры ограничение, связанное со светом. Если пещера полностью засвечивается, то это не пещера. В классической советской спелеологии было деление на пещеры и шахты, то есть вертикальные пещеры. Но на мой взгляд, это неважно. Пещеры не знают, что их пытаются систематизировать, они образовались как попало. В них встречаются все переходные формы. Ты можешь спуститься вниз, а потом пойти вбок. Или, наоборот, вбок, а потом попасть в вертикальную шахту, а внизу будет коллектор. Это зависит от того, как устроена гора, в которой эта пещера была образована.
Существуют многоэтажные пещеры, и этажность иногда очень четко выражена. Еще бывает, продолжение у пещеры есть, но оно недоступно, а потом проходит 30 лет, и появляются технологии, которые позволяют продвинуться дальше. Пятьдесят лет назад большая часть пещер заканчивались непроходимыми узостями. Простой способ — долбить ее кувалдой, но если у тебя узкий ход на десятки метров, не хватит никаких жизней, чтобы продолбить его. А сейчас можно расширять проходы, используя горные методы. Многие критикуют такой подход, говорят, что это уже не пещера, а 30-метровый рукотворный штрек.
[NS]: Что заставляет человека долбить 30 метров скалы?
[ДШ]: У каждого своя мотивация. Если раньше я просто ходил посмотреть места, в которых не был, то сейчас только ради чего-то нового.
Раскопки перспективных воронок — основной метод открытия новых пещер в XXI веке. Такое «открытие» может занять от нескольких минут до десятков лет. Вход в пещеру Максимова бездна, отроги Сумультинского хребта, бассейн реки Кадрин, Алтай / ©Предоставлено Дмитрием Шварцем
Антимир и чего нельзя делать в пещерах
[NS]: В пещерах часто мокро, там вода грязная или чистая?
[ДШ]: Вода отстаивается, и она абсолютно чистая.
[NS]: И ничем не пахнет?
[ДШ]: Ничем не пахнет, потому что там очень холодно, и нет ничего живого. По сравнению с поверхностным миром количество бактерий в пещерах существенно ниже. Тем не менее бактерии в пещерах есть, и они совершенно не такие, как на поверхности, что в перспективе может позволить из этих эндемичных видов микрофлоры сделать, например, новые антибиотики.
[NS]: А нормально вообще без света там?
[ДШ]: Есть две вещи, которые нельзя делать в пещерах: ходить одному и ходить без света. По всем правилам нужно иметь источник основного света и запасной.
[NS]: Ну а в целом не давит отсутствие света? Как это сказывается на тебе?
[ДШ]: На мне благотворно, но все зависит от людей. Однажды с нами пошла девушка с клаустрофобией, я не знал об этом. Она зашла довольно глубоко, ей стало плохо, и пришлось экстренно выбираться. Одна из главных причин, почему я хожу в пещеры, как раз в том, что там другой мир, у которого нет ничего общего с внешним. Если бы существовал некий антимир, то он был бы похож на пещеру. Там нет ни травки, ни неба, ни дня, ни ночи, нет работы, нет вайфая, нет сотовой связи, нет примелькавшихся лиц, никто тебе не звонит и не говорит, что у тебя сломался ускоритель и тебе нужно срочно его чинить. Ты заходишь в пещеру, и у тебя есть несколько дней, когда ты полностью от этого всего изолирован, и прекрасно себя чувствуешь. Там все очень просто, все задачи простые: вот мешок, тащи его вверх по колодцу, лезь по веревке. Очень хорошо прочищает мозги и помогает отдохнуть.
